Парусник Блюме — Papilio blumei — обитает только здесь, на индонезийском острове Сулавеси, и только на определенной высоте. Бабочка скрывается в горах, среди отвесных скал, покрытых тонким слоем влажной земли: стоит схватиться рукой за опору или просто сделать неосторожный шаг, как вниз срывается мини-оползень. В какой-то миг, где-то между долиной и остроконечным пиком, меня вдруг осеняет: так вот почему некоторые бабочки так ценятся, а спрос на редкие экземпляры столь высок на черном рынке.
Охотник по имени Джесмин Зайнуддин на мгновение замедляет шаг. «Еще чуть выше», — решает он. Джесмин живет на этом острове всю жизнь, и за десятки лет вокруг него сплелась целая сеть: информаторов, перевозчиков и ловцов — с их помощью бабочки с вершин местных гор попадают к коллекционерам всего мира. Сегодня его утро началось в Макассаре — городе на юго-западной оконечности острова. Фургон умчал Зайнуддина с несколькими помощниками по извилистой дороге сквозь джунгли, прочь от жары, разлившейся в низинах.
Машина остановилась в горной деревушке: дорога стала слишком крутой и скользкой. Прихватив припасы, Джесмин и его команда пересели на шесть мотоциклов (водители — по большей части совсем мальчишки). Дорога сузилась до тропы, затем последовала череда висячих мостов, пересекать которые пришлось по очереди — даже двух мотоциклов им не выдержать. В следующей деревушке тропа и вовсе обрывалась. Все спешились, взвалили на спины мешки с рисом, взяли кувшины с водой и стали карабкаться вверх.
В конце концов мы доходим до горного склона с террасами рисовых полей, и наверху показывается наша цель — хижина. Джесмин построил ее сам и поставил высоко, на сваях. Один за другим путники пробираются внутрь, карабкаясь по бревну. Под лучами заходящего солнца Джесмин расслабляется и растягивается на полу хижины. Он уже немолод, и тащить на себе припасы с каждым разом все труднее. Завтра, обещает он, начнется настоящая охота. А пока две женщины из команды принимаются стряпать ужин.
О чем бы ни заговорил Джесмин, о чем бы ни вспомнил — все вертится вокруг бабочек. Он изучает, выслеживает и ловит их.
Это началось, когда в детстве он повстречал одного иностранца. Теперь на него самого работает целая армия вооруженных сачками мальчуганов. Все вместе они — низшее звено торговой цепи, которая заканчивается в роскошных гостиных и кабинетах директоров компаний за тридевять земель отсюда: есть на свете коллекционеры, готовые платить тысячи долларов за экземпляры, которыми потом любуются, упрятав под стекло.
В сгущающихся сумерках стряпухи посмеиваются над Джесмином, лежащим ничком на полу. Старшая — Муджиауна, его жена, они вместе без малого три десятка лет. Супруги то и дело обмениваются улыбками.
Хижина примостилась на западном склоне горы, и новый день приходит вместе со снопами солнечных лучей, скользящих между косогором и низкими тучами. Теперь, говорит Джесмин, он редко взбирается на самую вершину. Но сегодня за компанию со своим любимцем, молодым ловцом по имени Арис, Зайнуддин преодолеет часть пути. Оба вооружились сачками.
Мимо рисовых полей бежит ручей, ведущий к маленькой реке. По пути Джесмин не закрывает рта (бабочки глухи к людским голосам), но при этом его глаза читают лес, будто книгу, написанную на понятном ему языке. Среди папоротников и вьющихся лиан, под аккомпанемент падающих капель, от него не скроется ни одно крохотное крылатое существо, притаившееся на нижней стороне листа.
Бабочек ловил еще отец Джесмина, где-то с начала 1970-х. Они жили в деревне под названием Бантимурунг, той самой, которую в XIX веке посетил Алфред Рассел Уоллес, великий британский натуралист. Уоллес описывал Бантимурунг как «прелестное местечко, усеянное россыпями веселых пестрых бабочек — оранжевых, желтых, белых, синих и зеленых — которые, если их потревожить, сотнями взмывали в небо, сбиваясь в разноцветные облака».
Зайнуддин-старший был не слишком разборчив. Он ловил все, что порхало возле дома, и предлагал заезжим иностранцам. Зачастую те оказывались настоящими знатоками бабочек и по части технических новшеств могли дать фору местным жителям. К примеру, когда Джесмин был маленьким, коллекционер-француз показал ему стеклянный колпак, под который сажал бабочек, напустив туда немного эфира. «Такая вот была у него банка-убийца», — вспоминает Джесмин.
Вскоре семье пришлось сняться с насиженных мест из-за одного масштабного правительственного проекта, но банка-убийца осталась в памяти, заставив задуматься: как легок полет бабочки — и как же легко его оборвать.
Следующий поворот в судьбе Джесмина случился несколько лет спустя, в 1980-х. На Сулавеси прибыла компания японцев, интересовавшихся бабочками. Один из них, мистер Нисияма, как называет его Зайнуддин, немного говоривший по-индонезийски, приметил мальчика. Джесмин показался ему смышленым и внимательным, да и к бабочкам он явно питал неподдельный интерес.
В следующие два десятилетия мистер Нисияма много раз наведывался на остров, и Джесмин всегда сопровождал его в экспедициях в горы. По пути японец раскрывал юному помощнику мир бабочек — как они летают, размножаются, отдыхают, что их привлекает, а что отпугивает. Лишь много лет спустя Джесмин узнал, что его наставником был Ясусуке Нисияма, выдающийся энтомолог.
Наконец Джесмин указывает на место за высоким водопадом. «Вон там», — только и бросает он. Так вот где живут парусники Блюме!
Мы с Арисом карабкаемся дальше. Джесмин остается внизу. Прежде чем раствориться в лесу, Арис вглядывается в туманную дымку над водопадом. Рассеянно поводит сачком, описывая плавные арки. Сетка развевается в воздухе, будто паутина.
Оказывается, впереди целая череда водопадов. Мы взбираемся все выше и выше, разрывая пелену облаков. Арис открывает треугольный деревянный короб, покачивающийся у него на поясе, и извлекает оттуда треугольник вощеной бумаги. Из треугольника он осторожно достает ту, из-за которой и проделал весь этот долгий путь. Papilio blumei.
Ее крылья будто черный бархат, и на каждом сверху вниз протянулась лазоревая полоска. Эта бабочка — настоящая драгоценность, сразу ясно, почему коллекционеры с далеких континентов так хотят ее заполучить.
Арис срезает с дерева щепку, не больше спички, и хорошенько заостряет кончик. При помощи импровизированной булавки между грудью и брюшком он накалывает бабочку на большой листок какого-то растения, после чего прячется за каменной грядой.
«Самка, — говорит он. — Самец должен прилететь за подругой».
Арис устраивается поудобнее во впадине в скале — нам остается только ждать.
Арис вместе со своей женой и новорожденным ребенком живет в хижине Джесмина круглый год, на жизнь они зарабатывают тем, что растят рис и ловят бабочек. Как и другие ловцы, он приносит добычу Джесмину, который платит за каждую особь несколько центов. Сам Джесмин сбывает «улов» либо на рынке в Бантимурунге, либо одному дельцу в Джакарте — индонезийскому спецу по бабочкам, который перепродает их торговцам по всему миру. Когда парусник Блюме очутится под стеклом у конечного продавца, его цена взлетит почти до сотни долларов. Другие виды, охраняемые на международном уровне, стоят и вовсе космических денег.
Идея торговать бабочками кажется старомодной, во вкусе викторианской эпохи, но Интернет вдохнул в современный рынок новую жизнь. В 2017 году британские власти впервые осудили виновного в поимке и убийстве голубянки арион, одной из редчайших бабочек Соединенного Королевства: в результате расследования полиции удалось выйти на аккаунт британского коллекционера Филлипа Каллена на сайте онлайн-аукциона.
Сегодня трудно представить истинные масштабы мирового черного рынка, но, по примерным оценкам, его оборот достигает сотен миллионов долларов в год.
«А дома у вас бабочки встречаются? » — спрашивает Арис.
«Бывает», — уклончиво отвечаю я.
Мы долго сидим бок о бок. Час за часом. Выслеживая бабочек, познаешь все прелести сосредоточенного уединения. Но вот Арис указывает на небо: «Смотрите!».
Высоко в древесных кронах — выше, чем я высматривал бы бабочку — мелькает вспышка синего, будто россыпь конфетти. Мало-помалу наша будущая добыча снижается, дрейфуя и петляя, по направлению к приманке. Вблизи я замечаю: они с приманкой совершенно не похожи. Приближающаяся бабочка вся переливается, и не одним оттенком, а целой палитрой красок. Ее цвет имеет четвертое измерение. При движении он меняется каждую секунду, в зависимости от того, под каким углом лучи солнца падают на крылья.
Ученые давно мечтают воспроизвести это свойство парусника Блюме. В 2010 году команда исследователей из британских университетов Кембриджа и Эксетера попыталась описать его суть в журнале Nature Nanotechnology: «Хотя физика структурных цветов вполне понятна, это не упрощает задачу имитации природных фотонных структур. Мы используем сочетание разных нанотехнологий, в том числе напыление и атомно-слоевое осаждение из коллоидных растворов, чтобы получить фотонные структуры, имитирующие эффект цветосмешения на крыльях индонезийской бабочки Papilio blumei».
Вся эта нанофизика и неописуемая красота открываются мне, когда бабочка снижается. Но не успел самец порхнуть к вожделенной партнерше, как его накрыл сачок Ариса. Мне больно это видеть.
А лицо Ариса сияет от радости. Это и правда радость, спору нет — за огромное терпение и мастерство он вознагражден сполна. Теперь жена с ребенком не останутся голодными. Он осторожно извлекает из сачка свой улов. Зажав крылышки между большим и указательным пальцем, другой рукой он с секунду сжимает тельце, и бабочка умирает.
Арис подбирает приманку, засовывает новый экземпляр в маленький треугольный конверт из вощеной бумаги и кладет его в короб. Насвистывая себе под нос, он меряет тропу шагами.
Мы молча спускаемся с водопадов. Мне трудно забыть эту картинку: парусник Блюме затих в руках ловца. Бабочка была по-прежнему великолепна, но вся ее четырехмерность улетучилась в одно мгновение.
…В следующие пару дней ловцы стекаются в хижину Джесмина, чтобы показать свою добычу. Они идут со всех концов, то утром, то вечером, выныривая из темноты.
Их улов — по большей части бабочки, но есть еще горстка мотыльков и других насекомых. Однажды вечером на закате несколько ловцов беседуют на крыльце у Джесмина. Вдруг один из них — уже в летах — срывается с места, хватает сачок. Под одобрительные возгласы товарищей он карабкается вверх по холму, размахивая сачком вслед за призрачными очертаниями чего-то темного в воздухе. Наконец он возвращается, и ловцы по очереди рассматривают его добычу — орнитоптера, или птицекрылка. Редкий охраняемый вид.
«Да это малявка», — усмехается Джесмин.
И все равно она огромная — закрывает всю ладонь. Крылья кажутся тусклыми и пестрыми, но Джесмин отодвигает переднее крыло от заднего, и между ними мелькает желтый всполох. Так вот какая красота скрывается от посторонних глаз!
Добычу надо отпраздновать. Как говорят ловцы, птицекрылку можно дорого продать, даже дороже парусника. Почему — они не обсуждают. Все и так понятно: если ловля парусника Блюме запрещена законом на территории национального парка Бантимурунг-Булусараунг, то охота на орнитоптеру ограничена повсюду. Так что прямая дорога ей на черный рынок.
На следующий день Джесмин спускается с горы на базар за пределами парка Бантимурунг.
Парк Бантимурунг виден издалека. Это часть одного из крупнейших в мире карстовых ландшафтов: известняк и почва вымывались, оставляя после себя огромные каменные конусы и башни. Коридоры между ними петляют и ныряют вниз, порой уходя под землю.
Базар примостился у входа в парк Бантимурунг. В противоположность тихому уединению ловцов, расставляющих ловушки в туманных горах, рынок — взрыв звуков и буйство красок, настоящий карнавал. Продавцы выкрикивают: «Купукупукупу-купу!» («Бабочки! бабочки! ») — зазывая покупателей, прохаживающихся между рядами прилавков.
Люди здесь собираются двух типов. Во-первых, туристы. Они щеголяют в футболках с бабочками, прихлебывают из чашек с бабочками и лакомятся сладостями в форме бабочек под зонтиками, разрисованными бабочками.
Совсем другой тип — по большей части мужчины в рубашках без всяких там чешуекрылых. Это перекупщики, и они пришли сюда по делу. Они придирчиво разглядывают прилавки, заваленные тысячами насекомых в рамках или ящиках под стеклом. Индонезийские законы, регулирующие ловлю, продажу и экспорт бабочек, запутанны и изобилуют исключениями, которые в определенных случаях позволяют покупать и продавать даже представителей видов, находящихся под угрозой исчезновения и разводимых для коммерческого рынка. Но как отличить дикую бабочку от выращенной в питомнике?
Следом за Джесмином лавируя между прилавками, я спрашиваю: есть ли тут сектор законной торговли и сектор черного рынка? Он соединяет ладони и сплетает пальцы рук, давая понять, что два рынка — единое целое.
Если он заметит на прилавке охраняемый вид, не сложно ему будет показать?
Джесмин улыбается и кивает. Он шагает вдоль прилавков, слегка дотрагиваясь пальцами до рамок и ящиков. «Эта, — говорит он. — Эта… эта… эта… эта… эта… эта… эта… » Да их тут не меньше половины!
Когда дельцы, те, что в рубашках без изображений бабочек, настроены серьезно, они ныряют за прилавки, в подсобки, чтобы обсудить сделку. Джесмин серьезен как никогда. В задней комнатушке одного из магазинов продавец показывает ему несколько коробок, битком набитых треугольниками из вощеной бумаги.
Из сачков мальчишек на далеких островах эти бабочки перекочевали в фургоны агентов-посредников, а теперь наконец сюда — их тут видимо-невидимо, и все они томятся в ожидании заморских покупателей.
Власти, разумеется, в курсе?
Джесмин снова молча улыбается. Подойдя к окну, он показывает на толпу: «Гляди… гляди… гляди». Тут и там прохаживаются полицейские в форме, но они и ухом не ведут.
«Пойдем, кое-что покажу», — говорит Джесмин.
Мы входим в парк: нас встречают видавший виды отель и созданная самой природой вод-ная горка. Группы туристов во главе с гидами движутся по направлению к подземным пещерам. Все вокруг пестрит изображениями бабочек, даже мостовая, но живых насекомых в воздухе не видно. «А властям все равно», — сетует Джесмин.
Он показывает на здание: «Там я жил в детстве». Национальный парк Бантимурунг стал тем самым правительственным проектом, который и согнал семью с насиженного места, когда Зайнуддин был еще ребенком.
Джесмин увлекает меня глубже в парк, мимо своего бывшего дома, мимо застекленного террариума, в котором когда-то жили бабочки (теперь там совсем пусто). Повернув за угол и спустившись по узкому проходу, оставив позади толпы народа, он замедляет шаг.
Долетающие издалека звуки режут слух — туристы резвятся в аквапарке. «Это была моя семья», — тихо говорит Зайнуддин. Он стоит перед маленьким садиком с большими камнями, и до меня не сразу доходит, что это за камни.
Дома Джесмин играет на полу с маленькой внучкой. Он хочет, чтобы сын пошел по его стопам и тоже занялся бабочками, но тот, увы, не проявляет никакого интереса.
Пока они играют, я рассматриваю карты здешних мест. Оказывается, национальный парк Бантимурунг-Булусараунг больше, чем я думал. Гораздо больше. Как там называется ближайшая к его хижине деревня?
«Лайя», — отвечает Джесмин.
Я ищу ее на карте — крошечная точка у подножия горы. В самом сердце парка.
Выходит, все бабочки, которых он и его ловцы приносят с той горы, пойманы незаконно.
Джесмин пожимает плечами.
«Пока есть лес, будут и бабочки», — рассуждает он.
Это его земля, его владения, родина его семьи. Власти лишили его прав, принадлежавших ему от рождения, вот он их себе и возвращает.
Но если все будут делать то же самое… — начинаю я. Впервые Джесмин ощетинивается.
«Пока есть лес, — повторяет он. — Но они его отбирают».
Выставив вверх указательный палец, гневным речитативом он перечисляет научные названия бабочек. Из всего потока я выхватываю наугад — Ixias piepersi (белянка Пиперса) — и ищу соответствующую картинку в одной из иллюстрированных книг Джесмина. На первый взгляд эта бабочка ничем непримечательна — желтоватая и мелкая. Но этот вид обитал лишь на полоске побережья между Бантаенгом и Булукумбой в южной части острова. Теперь прибрежные рыбоводческие фермы уничтожили среду обитания этой белянки, и Джесмин боится, что виду грозит вымирание.
На глаза Зайнуддина наворачиваются слезы. «Никто не любит купу-купу больше, чем я, — говорит он. — Посмотри на мой дом. Оглянись вокруг».
Бабочки вытканы на скатерти и пестрят со всех сторон, нарисованные красками. Джесмин хранит книги мистера Нисиямы на японском и английском с его дарственными надписями. Он не может их прочесть, зато разглядывает вместе с внучкой. Даже камни, из которых сложены стены, — и те напоминают очертания знакомых крыльев.
В доме у Джесмина, как и в жизни, нет ни одного уголка, которого бы не коснулись бабочки.
Трудно сказать, почему эти создания так завораживают нас. Почему коллекционеры викторианской эпохи были помешаны на бабочках, а современные японские бизнесмены отводят им целые комнаты. Или почему великий писатель Владимир Набоков изучал их всю жизнь.
«Я охотился на бабочек в разных краях и обличьях, — писал он в автобиографии «Память, говори», — стройным мальчиком в гольфных шароварах и матросской шапочке, тощим космополитом-изгнанником в фланелевых штанах и берете, пожилым толстяком без шляпы и в трусиках».
Подозреваю, что прелесть кроется в самой их эфемерности. Подобно паруснику Блюме, которого Арис сжимал пальцами на горной вершине острова Сулавеси, они словно балансируют на грани небытия. Миг — и, упорхнув, окажутся по ту сторону смертной завесы. Эти хрупкие создания, почти недосягаемые при жизни, только после своей смерти утоляют нашу жажду обладания совершенной красотой.
Как-то весной в нашем доме в Алабаме моя младшая дочка спросила: «Знаешь, что мама всегда хотела сделать? »
Ей теперь одиннадцать, мы осиротели четыре года назад. Четыре года меня будто током бьет от таких вопросов. Они напоминают мне о том, что я так и не нашел новую спутницу жизни, и потому у девочек нет матери. Напоминают обо всем, чего я не сделал. Чего сделать не могу — или даже не пытаюсь, потому что я устал. Потому что я один.
Но ей нельзя всего этого показывать, поэтому я отвечаю: «Нет, что? »
«Сад с бабочками».
«Хорошая идея», — соглашаюсь я. И мысленно, сам себе: и правда хорошая, это можно.
И вот мы выбираем место в саду, выкапываем несколько ямок и сажаем растения и цветы, которые так любят бабочки-монархи. Особенно лантану шиповатую и бульбину кустарниковую. Когда все наконец готово, мы оглядываем дело наших рук. Старшая дочка выносит вердикт: «Неплохо. Надеюсь, прилетят». Прилетят, говорю я. Надо просто подождать.
http://www.nat-geo.ru/nature/1219959-okhotniki-za-babochkami/#full | 
